В конце апреля 2022 года, спустя два месяца после того, как Россия вторглась в Украину, мир осознал глубину изменений в том, что война будет означать в будущем.
Мечты о скорейшем решении испарились. Война уже удивительным образом «нормализована», принята как процесс, который будет продолжаться неопределенное время. Страх перед неожиданной и большой эскалацией будет нависать над нашей повседневной жизнью. В Швеции и других странах власти посоветовали населению запастись провизией, чтобы пережить войну, если придется.
Об этом в статье для Die Welt пишет словенский философ Славой Жижек, отмечая, что изменения в отношении войны наблюдаются с обеих сторон от фронта. В России разговоры о глобальном конфликте становятся все громче. Глава RT Маргарита Симонян недавно сказала: «Или мы проигрываем в Украине, или начинается третья мировая война. Лично я думаю, что сценарий третьей мировой войны более реалистичен».
Эту паранойю поддерживают безумными теориями сговора об объединенном «либерально-тоталитарном нацистско-еврейском заговоре» для уничтожения России. На вопрос, как Москва может говорить о «денацификации» Украины, если ее президент Владимир Зеленский и сам имеет еврейское происхождение, глава российского МИД Сергей Лавров ответил: «Я могу ошибаться, но у Гитлера тоже, кажется, была еврейская кровь. И то, что Зеленский еврей, совершенно ничего не значит. Мудрый еврейский народ говорит, что наиболее ожесточенные антисемиты – это обычно сами евреи».
С другой стороны, особенно в Германии, формируется новая версия пацифизма. Если пропустить всю возвышенную риторику и сосредоточиться на том, что Берлин на самом деле делает, вырисовывается очень четкий сигнал: «Учитывая наши экономические интересы и опасность вступить в военный конфликт, мы не должны поддерживать Украину слишком сильно, даже если это будет означать ее поглощение Россией». Германия боится пересекать линию, за которой Москва станет «по-настоящему злой». Но только Владимир Путин решает, где проходит эта линия каждый день.
«Игра на западном пацифистском страхе – это основа его стратегии», – считает Жижек.
Ставка на самодовольство
Естественно, все желают не допустить начала новой мировой войны. Но порой чрезмерная осторожность лишь поощряет агрессора, по своей природе всегда рассчитывающего, что его жертва не будет защищаться. Поэтому, чтобы не допустить начала большей войны и создать определенное сдерживание, Запад должен начертить четкие линии. Но до сих пор он делал противоположное.
[see_also ids="495297"]
Когда Путин только готовился развязать войну против Украины, президент США Джо Байден сказал, что его администрация хочет сначала посмотреть, какое вторжение устроит Кремль: «ограниченное» или такое, которое будет преследовать полную оккупацию. Конечно, выводом из этого заявления было то, что «незначительный» акт агрессии будет считаться допустимым.
«Недавние изменения во взглядах разоблачают глубокую темную правду о западной позиции. Если мы раньше высказывали страх, что Украину быстро уничтожат, на самом же деле мы боялись противоположного: что вторжение будет продолжаться без конца. Было бы гораздо удобнее, если бы Украина быстро проиграла, позволив нам возмутиться, оплакать потерю, а затем возвратиться к делам в обычном режиме. То, что должно было стать хорошей новостью – меньшая страна неожиданно и героически борется против жестокости большего агрессора – стало источником проблем, с которыми мы не знаем, что делать», – пишет Жижек.
Левые пацифисты в Европе предостерегают от возрождения героического боевого духа предыдущих поколений. Немецкий философ Юрген Хабермас даже обвинил Украину в «нравственном шантаже» Европы. Есть что-то глубоко меланхолическое в его позиции. Хабермас хорошо знает, что послевоенная Европа смогла забыть о милитаризме только потому, что долго жила под безопасным ядерным зонтиком США. Но возвращение войны на континент говорит, что этому периоду настал конец. И безусловный пацифизм потребует все более глубоких моральных компромиссов.
«К сожалению, «героические» поступки снова потребуются и не только для того, чтобы сопротивляться или сдерживать агрессию, но и разобраться с проблемами, такими как экологические катастрофы или голод», – предупреждает Жижек.
Apres Le Deluge (После нас хоть потоп)
Во французском языке разница между заявленным и настоящим страхом удобно встроена в так называемое ne expletif, то есть «нет», которое само по себе ничего не означает, потому что используется по соображениям синтаксиса или произношения. Обычно его используют в сложно-подрядных связях после глагола с отрицательной коннотацией. Фактически роль такого «нет» – указать на негативный аспект того, что идет перед ним. Elle doute qu'il ne vienne, то есть «Она сомневается, что он не придет». Или Je te fais confiance a moins que tu ne me mentes – «Я доверяю тебе, если ты не лжешь мне».
[see_also ids="494773"]
Французский психоаналитик Жак Лакан использовал пример ne expletif, чтобы объяснить разницу между желанием и желанным. Когда человек говорит: «Я боюсь, чтобы шторм не начался», – он сознательно выражает желание, чтобы беда не началась. Но подлинное желание помещено в добавленном «нет»: «Я боюсь, чтобы шторм не начался, потому что я тайно очарован его силой».
Что-то вроде французского ne expletif касается и страха Европы перед прекращением поставок газа из России.
«Мы боимся, что перебои в поставках газа повлекут за собой экономическую катастрофу, - говорим мы. Но что если наш заявленный страх фальшивый? Что если в реальности мы боимся, что прекращение поставок газа не повлечет за собой катастрофу? Недавно Эрик Сантнер из Чикагского университета сформулировал мне это так: что будет, если мы быстро адаптируемся? Прекращение импорта газа из России не приведет к краху капитализма, но подтолкнет к реальным изменениям в европейском образе жизни, изменениям, которые будут приветствоваться без привязки к России», – пишет Жижек.
Читать ne expletif буквально, действуя вопреки объявленному «нет», – это, наверное, величайшее проявление политической свободы сегодня. Например, можно рассмотреть утверждение пропаганды Кремля о том, что остановка импорта российского газа будет экономическим самоубийством для Европы. Но учитывая, что нужно сделать, чтобы европейские общества стали на путь большей устойчивости, разве это не было бы освобождением?
«Перефразируя Курта Воннегута, мы не должны войти в историю как первое общество, не спасшее себя, потому что это было нерентабельно», – пояснил словенский философ.
Чья глобализация?
Западные СМИ переполнены сообщениями о помощи на миллиарды долларов, которую отправили Украине. Однако Россия до сих пор получает десятки миллиардов долларов за экспорт газа в Европу. Континент даже не думает о том, что у него есть чрезвычайный невоенный инструмент для давления на Москву, который еще и пойдет на пользу экологии планеты. Более того, отказ от российского газа сделает возможным новый вид глобализации, который станет остро необходимой альтернативой как западному либеральному варианту, так и российско-китайскому авторитарному бренду.
[see_also ids="494650"]
Россия хочет не просто расчленить Европу. Она также выставляет себя в качестве союзника развивающихся стран против западного «неоколониализма». Российская пропаганда эксплуатирует горькую память стран со средними доходами о западных злоупотреблениях. Чем бомбардировка Ирака лучше, чем бомбардировка Киева? Мосул можно было разрушить полностью, а Мариуполь – нет? Конечно, в то время как Кремль выставляет себя борцом против колониализма, он отправляет войска, чтобы поддержать диктаторов в Сирии, ЦАР и других странах.
Деятельность российских наемников из группы Вагнер, воюющих за авторитарные режимы по всему миру, дают понять, на что похожа глобализация в российском стиле.
«Когда Украина гордо заявляет, что она защищает Европу, Россия отвечает, что она защищает всех, кто стал жертвой Европы как в прошлом, так и сегодня», – отмечает Жижек.
Не следует недооценивать эффективность этой пропаганды. Последние опросы в Сербии показали, что впервые за многие годы большинство избирателей выступают против вступления страны в Евросоюз. Если Европа хочет одержать победу в новой идеологической войне, ей придется изменить свою модель либерально-капиталистической глобализации. Без радикальных изменений наступит крах, который превратит ЕС в крепость, окруженную врагами, готовыми вторгнуться и разрушить ее.
«Я хорошо понимаю последствия бойкота российского газа. Нашим экономикам придется реорганизоваться, как и в случае полномасштабной войны или схожей масштабной катастрофы. И перспектива не так уж далека, как может показаться. В Великобритании уже неформально ограничили продажу масла из-за войны в Украине. Если Европа откажется от газа из России, выживание потребует серьезного вмешательства. Россия же рассчитывает на европейскую неспособность совершить что-то «геройское»», – говорится в статье.