Япония уступила Германии третье место в рейтинге самых крупных экономик мира. Это событие, произошедшее в прошлом году, в большинстве развитых стран мира могло бы стать предметом критики в адрес правительства или как минимум горячих дискуссий в кругу экспертов-экономистов, а могло бы и привести к внутриполитическому кризису.
По итогам 2023 года, ВВП Японии оценивается в 4,23 трлн долл. , в то время как Германии — в 4,43 трлн. Вместе с тем Япония сохранила первое место в мире по уровню государственного долга (255% ВВП), что вдвое превышает средний уровень стран «Большой семерки» — 128%. За два года йена потеряла 50% стоимости по отношению к доллару, что теоретически должно было бы вызвать довольно серьезные последствия для национальной экономики. Но в Японии, кроме финансистов и институционных инвесторов, никто ничего особо не заметил. Да, цены выросли, да, рейтинги поддержки правительства пошли вниз, но эти тенденции для демократий — скорее традиция, чем исключение.
[related_material id="589180" type="1"]
Значительно больше внимания вопросу стабильности японской экономики уделяют в США. Там объемы государственного долга превысили 120% ВВП и, по прогнозам Офиса бюджета Конгресса, долговая нагрузка и дальше будет расти минимум на 3% ВВП ежегодно в течение ближайших 30 лет при прогнозируемом росте экономики в 2%. Что с этим делать, пока окончательно непонятно, именно поэтому и обращают внимание на Японию, которая неплохо справляется даже в худшей ситуации.
Один из факторов, определяющих финансовую устойчивость Японии, — банковские накопления населения, которые японцы держат на депозитах даже при крайне низкой, если не отрицательной, банковской ставке. Эта сумма оценивается в 14,6 трлн долл. В отличие от США, японцы не спешат инвестировать эти средства в фондовый рынок, но, конечно, депозиты населения являются дешевым ресурсом для кредитования правительственных программ. В США ситуация совершенно иная.
[see_also ids="590437"]
Ортодоксальные экономисты из числа апологетов свободного рынка и моделей неограниченного роста часто критикуют японскую экономику, называя предыдущие тридцать лет «утраченными». Но, как выяснилось в прошлом году, у легендарного Уоррена Баффета, главы одной из самых крупных инвестиционных компаний мира Berkshire Hathaway, другое мнение. Он посетил Японию и приобрел дополнительные пакеты акций каждого из пяти самых крупных торговых домов — Mitsubishi Corp. , Mitsui&Co. , Itochu, Marubeni та Sumitomo Corp. Сейчас его фонд владеет в среднем 8,5% акций каждой из корпораций на сумму 2,8 трлн йен. В заявлении фонда указано, что эти инвестиции являются долгосрочными, более того, Уоррен Баффет намерен увеличить свою долю акций в каждой из корпораций до 9,9%. После этого заявления стоимость акций упомянутых корпораций выросла от 30 до 44%, а фондовый рынок получил новую динамику. Уже в этом году, несмотря на дискуссии о не очень положительных итогах 2023-го, стоимость акций японских торговых домов продолжала существенно расти, а индекс Nikkei побил все рекорды.
Всемирно известные «сого шьоша» — так в Японии называют «большую пятерку» — являются фундаментом японской экономики с конца ХІХ века, и «эксперты» чаще всего рассматривают их как определенный анахронизм, «традиционную Японию», а не ее будущее. Но Уоррен Баффет увидел другой аспект, на который часто не обращают внимания, — отличие японской модели экономики от традиционных подходов, принятых на Западе. Например, специалисты приводят такую статистику: соотношение оплаты труда СЕО компаний и среднего сотрудника в Японии едва ли не самое низкое среди развитых стран (11:1) против, скажем, Великобритании (22:1) и США (475:1). Менеджмент самых крупных корпораций соблюдает очень строгие правила «хорошего управления» и традиционно уделяет больше внимания справедливому распределению прибылей, чем их концентрации в одних руках. По мнению инвесторов в японскую экономику, местная модель, которая ставит как принцип рациональное использование ресурсов, справедливую оплату труда, сохранение гармонии в обществе и доверие между правительством, бизнесом и социумом, сейчас едва ли не привлекательнее, чем рискованные инвестиции по принципу «или все мне, или ничего никому».
[related_material id="591104" type="1"]
На самом деле, конечно, ситуация намного сложнее, поскольку, кроме собственно управления финансовой системой страны, правительство Японии еще должно уделять первоочередное внимание балансу текущего счета. Япония глубоко интегрирована в мировую экономику и является одним из самых крупных экспортеров и импортеров. Девальвация йены и огромный спрос в мире на продукцию японского машиностроения и электронику дают возможность говорить о позитивных перспективах экспорта. Вместе с тем дефицит чипов, который чувствуется до сих пор, политическая нестабильность внутри страны и геополитические вызовы, связанные с войной России против Украины, увеличением угрозы со стороны Северной Кореи и напряжением вокруг Тайваня и в Южно-Китайском море, отвлекают значительные ресурсы на безопасность. Учитывая это, Япония вынуждена увеличивать оборонный бюджет, приобщаться к международным проектам по производству оружия и уже пересмотрела свои довольно жесткие принципы экспорта вооружений. Также предпринимаются шаги для существенного увеличения квоты на привлечение иностранной рабочей силы, поскольку рост доли населения преклонного возраста в Японии бьет все рекорды.
С учетом японской философии бизнеса и мировосприятия, ориентированной на гармонию как внутри общества, так и между обществом и природой, не удивляет то, что заметная часть японских экономистов являются приверженцами теории «антироста» (хотя и не всегда признают это, избегая критики в благосклонности к социализму) или по меньшей мере «нового капитализма». Эти подходы больше сосредоточены на справедливом распределении создаваемых благ, обеспечении гармонии, взаимоуважении и взаимоподдержке в обществе, резком уменьшении потребления, в частности невозобновляемых природных ресурсов, чем классические модели «свободного рынка». Тридцать лет почти «не-роста» свидетельствуют, что такой подход возможен, и вполне естественно ожидать, что в новом технологическом укладе будет доминировать именно он, если принять во внимание прогнозируемое социальное напряжение в индустриальных обществах с учетом ожидаемого масштабного применения искусственного интеллекта вместо рабочих во многих сферах.
[see_also ids="590437"]
Цели устойчивого развития, принятые Генеральной ассамблеей ООН в сентябре 2015 года, в Японии воспринимают как план конкретных действий, а не просто призыв к человечеству. Довольно часто во время официальных встреч с представителями правительства, парламента или бизнеса на лацкане пиджака собеседника можно увидеть специальный разноцветный значок — эмблему «целей устойчивого развития». Здесь искренне поддерживают идеи преодоления бедности, неравенства, предотвращения климатических изменений и неэффективного природопользования, пытаются внести вклад в достижение большей предсказуемости и справедливости в международных отношениях. В частности это касается целого ряда инициатив внутри страны (например, в отношении гендерного равенства), а также масштабных программ помощи странам, которые самостоятельно не могут справиться с современными вызовами.
Один из примеров, который приверженцы теории «антироста» приводят, чтобы продемонстрировать необходимость принципиального, а не декоративного пересмотра философии развития, — электромобили. С одной стороны, бурное развитие электротранспорта было связано с вполне благоприятной идеей уменьшения выбросов углерода, улучшения экологии. Но мало кто просчитывал, какие затраты энергии и ресурсов вызывает добыча лития, производство батарей и какие риски для окружающей среды несет утилизация батарей, исчерпавших свой ресурс. Те же электромобили становятся частью традиционной маркетинговой стратегии, когда новые модели выпускаются чаще, чем предыдущие исчерпывают свой ресурс, и, с точки зрения классической модели роста, должны потребляться. Все это нивелирует эффект от внедрения электрических двигателей вместо классических.
[related_material id="588443" type="1"]
Переход на возобновляемые источники энергии также требует существенного увеличения производства ветряных мельниц или солнечных панелей, создания сложных систем их интеграции в электросети. Внедрение «зеленых» стандартов имеет разную цену для стран глобального Севера и глобального Юга, а монопольное положение глобальных корпораций, с которыми по целому ряду причин почти невозможно конкурировать новичкам, увеличивает неравенство.
Идея «антироста» предусматривает другой взгляд на развитие. Не увеличение потребления, а его уменьшение — настоящие индикаторы роста так же, как увеличение средней продолжительности жизни, качество воды и степень применения экологически чистых технологий утилизации отходов. Если человечество потребило больше хорошо упакованных в пластик продуктов, а затем все эти упаковки образовывают гигантские острова мусора в океане, — это не развитие. Если изменение технологического уклада предусматривает замену гигантских объемов электронной техники (компьютеров, мониторов, принтеров, серверов и т. п. ), которую просто вывозят на полигоны в Африке, — это не развитие. Свобода предпринимательства не должна означать обогащение любой ценой. Дискуссии о пересмотре парадигмы развития возникли не потому, что кто-то хочет вернуться в прошлое — к социализму или даже коммунизму, а потому, что глобализация, ставшая вершиной предыдущего этапа развития человечества, которое сейчас трансформируется, доказала необходимость большего понимания по линиям Север—Юг и Восток—Запад. Для нас это важно еще и потому, что именно на существующих устаревших разногласиях сегодня играет Россия, когда продвигает антизападные нарративы на глобальном Юге под лозунгом антиимпериализма. Самая бездарная из всех империй с фашистской идеологией оказывается довольно успешной там, где социальное неравенство, бедность и отсутствие базовых условий для нормальной жизни до сих пор являются реальностью. Философия глобального развития, направленная на общее благо и инклюзивное развитие, могла бы стать одним из факторов согласия и противодействия токсическим нарративам Москвы.